Избранные переводы стихов Уильяма Блейка из книги «Песни Невинности и Опыта», К., 2009
INTRODUCTION
Piping down the valleys wild
Piping songs of pleasant glee
On a cloud I saw a child,
And he laughing said to me.
Pipe a song about a Lamb:
So I piped with merry chear,
Piper pipe that song again –
So I piped, he wept to hear.
Drop thy pipe thy happy pipe
Sing thy songs of happy chear,
So I sung the same again
While he wept with joy to hear.
Pipe sit thee down and write
In a book that all may read –
So he vanish’d from my sight,
And I pluck’d a hollow reed.
And I made a rural pen,
And I stain’d the water clear,
And I wrote my happy songs,
Every child may joy to hear.
ВВЕДЕНИЕ
Над долиной – песнь дуды,
Там, на облачко взойдя,
Средь клубящейся воды,
Молвит мне, смеясь, дитя:
«О ягнёнке песнь играй!».
Было радостно играть.
«Душу песней не терзай!», –
Мальчик в небе стал рыдать
"Пусть свирель чуть помолчит,
Песню радости мне спой!».
Песня прежняя звучит,
Мальчик плачет сам не свой.
«Сядь, певец, и напиши
Книгу радостных стихов», –
Мальчик тот исчез в тиши,
Средь кустистых облаков.
И перо я заострил, –
Мне открылся счастья сад.
Где бы ты, малыш, не жил,
Будешь песням моим рад.
The Ecchoing Green
The Sun does arise,
And make happy the skies.
The merry bells ring,
To welcome the Spring.
The sky-lurk and thrush,
The birds of the bush,
Sing louder around,
To the bells cheerful sound,
Wile out sports shall be seen
On the Ecchoing Green.
Only Jon with white hair
Does laugh away care,
Sitting under the oak,
Among the old folk.
They laugh at our play,
And soon they all say,
Such such were the joys,
When we all girls & boys,
In our youth time were seen,
On the Ecchoing Green.
Till the little ones weary
No more can be merry
The sun does descend,
And our sports have an end:
Round the laps of their mothers,
Many sisters and brothers,
Like birds in their nest,
Are ready for rest:
And sport no more seen,
On the darkening Green.
ГУЛКИЙ ЛУГ
И солнце встаёт,
И небо поёт,
И воды звенят,
И птицы летят, –
Приходит весна
Любовью полна.
И слушает Джон
Бубенчиков звон:
Восторг в голосах –
Звень эха в лугах.
Но Джон наш седой,
В согласье с судьбой,
Под дубом сидит,
Друзьям говорит:
«Мечтаем в тени,
А помнятся дни –
Вот так же весной
Был мир молодой
И пела в сердцах
Звень эха в лугах"
На небе закат,
И дети галдят, –
Под сенью дубрав,
Устав от забав.
Кончается день,
Сгущается тень.
Пора ребятне
Забыться во сне.
И эхо уснёт,
Но завтра придёт.
Laughing Song
When the green woods laugh with the voice of joy
And the dimpling stream runs laughing by,
When the air does laugh with our merry wit,
And the green hill laugh with the noise of it.
When the meadows laugh with lively green
And the grasshopper laugh in the merry scene,
When Mary and Susan and Еmily,
With their sweet round mouths sing Ha, Ha, He.
When the painted birds laugh in the shade
Where out table with cherries and nuts is spread
Come live & be merry and join with me,
To sing the sweet chorus of Ha, Ha, He.
СМЕЮЩАЯСЯ ПЕСНЯ
В час, когда смехом полны дерева,
И смеётся ручей, и хохочет трава,
В воздухе смех беззаботный плывёт,
Холм раскрывает смеющийся рот.
В час, когда в смехе купается луг,
Радует смехом кузнечик наш слух,
Мери, Эмми и Сюзи в объятьях семьи
Сладко поют нам: "Ха, ха-ха, хи, хи-хи".
В час, когда птицы смеются в тени,
Праздником смеха наполнены дни,
Кров мой и пищу со мной раздели, –
Вместе споём мы: «Ха-ха-ха, хи-хи-хи!».
A Cradle song
Sweet dreams from a shade,
O’er my lovely infants head.
Sweet dreams of pleasant streams,
By happy silent moony beams
Sweet sleep with soft down,
Weave thy brows and infant crown.
Sweet sleep Angel mild,
Hover o’er my happy child.
Sweet smiles in the night,
Hover over my delight.
Sweet smiles Mothers smiles
All the livelong night beguiles.
Sweet moans, dovelike sighs,
Chase not slumber from my eyes,
Sweet moans, sweet smiles
All the dovelike moans beguiles.
Sleep sleep happy child.
All creation slept and smil’d.
Sleep sleep, happy sleep,
While o’er thee mother weep
Sweet babe in the face,
Holy image I can trace.
Sweet babe once like thee,
Thy maker lay and wept for me
Wept for me for theе for all,
When he was an infant small.
Thou his image ever see.
Heavenly face that smiles on thee.
Smiles on theе on me on all,
Who became an infant small,
Infant smiles are his own smiles,
Heaven & earth to peace beguiles.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Над младенцем мягкий щит, –
Сон, как пёрышко парит.
Сон над милой головой, –
Свет весёлый, золотой.
Пусть качает лодка сна, –
Ангел нежный и луна
Проплывают тихим сном
Над младенческим челом.
Растекаются в ночи
Мира светлого лучи.
Сны ночные, счастья след, –
Маминой улыбки свет.
Спи, сыночек, тихим сном
В свете чистом, золотом.
Не прогонят твои сны,
Стоны сладкие луны.
Кроткий вздох и сладкий стон,
Не тревожьте детский сон.
Божий мир с улыбкой спит,
Плача, мать твой сон хранит.
Сердце замерло на миг:
Как у ангела твой лик.
Сам Творец тебя создал,
Он за нас за всех страдал.
Плакал Он за нас, за всех,
Чтоб всесильным не был грех.
Благость детского лица –
Свет Небесного Творца.
Свет в тебе, во мне, во всех, –
Спи, тебе неведом грех.
Свет улыбки на устах, –
С нами Бог на Небесах.
Night
The sun descending in the west,
The evening star does shine,
The birds are silent in their nest,
And I must seek for mine,
The moon like a flower,
In heavens high bower;
With silent delight,
Sits and smiles on the night.
Farewell green fields and happy groves,
Where flocks have took delight;
Where lambs have nibbled, silent moves
The feet of angels bright;
Unseen they poor blessing,
And joy without ceasing,
On each bud and blossom,
And each sleeping bosom.
They look in every thoughtless nest,
Where birds are coverd warm;
They visit caves of every beast,
To keep them all from harm:
If they see any weeping,
That should have been sleeping
They pour sleep on their head
And sit down by their bed.
When wolves and tygers howl for prey
They pitying stand and weep;
Seeking to drive their thirst away,
And keep them from the sheep,
But if they rush dreadful,
The angels most heedful,
Receive each mild spirit,
New worlds to inherit.
And there the lions ruddy eyes
Shall flow with tears of gold:
And pitying the tender cries,
And walking round the fold:
Saying: wrath by his meekness
And by his health, sickness,
Is driven away,
From our immortal day.
And now beside thee, bleating lamb,
I can lie down and sleep;
Or think on him who bore thy name,
Graze after thee and weep.
For wash’d in lifes river,
My bright mane for ever,
Shall shine like the gold,
As I guard o’er the fold.
НОЧЬ
Вечерней прекрасной звезде
Приветствие солнце пошлёт.
И птица притихнет в гнезде,
И ночь мне ночлег принесёт.
В жилище небесном
Сидит безмятежно,
Одна у окна,
В блаженстве Луна.
Прощай, светлый день – мой приют,
Где счастье находит ягнят,
Где ангелы тихо поют,
Где рощи их песни хранят,
Где радость струится
Невидимой птицей
В зелёных лугах,
В звенящих ручьях.
Пусть птица в гнезде тихо спит,
В пещере пусть прячется зверь, –
Всех Ангел Небесный хранит
От зла и житейских потерь.
Бессонницы слёзы,
Сердечные грозы
Он сможет унять,
И душу понять.
И ангелы ищут пути,
Рыдая, страдая, молясь,
Как жертву от волка спасти?
Унять как жестокую страсть?
Житейская речка,
Невинности свечка –
Там светится Дух,
Там молятся вслух.
И свет золотится в глазах
И нет там спасенья от льва.
Пастух, его овцы в слезах, –
Пугают во мраке слова:
«Пусть чудо случится,
И зло испарится.
Пусть светится ночь,
Чтоб страх превозмочь.
The Chimney Sweeper
A little black thing among the snow:
Crying weep, weep in notes of woe!
Where are thy father & mother? say?
They are both gone up to the church to pray.
Because I was happy upon the heath,
And smil’d among the winters snow:
They clothed me in the clothes of death,
And taugh me to sing the notes of woe.
And because I am happy, & dance & sing,
They think they have done me no injury:
And are gone to praise God & his Priest & King
Who make up a heaven of our misery.
ТРУБОЧИСТ
Малыш чумазый, гость ветров,
Рыдает горько средь снегов.
– Где мать, где твой отец? Ответь».
– Ушли молитвы в церкви петь.
Весёлым был я в мире зла,
И потому меня родня
В одежды смерти облекла, –
Лишь песни горя у меня.
Пою на крыше я у смерти на краю,
Не ведают они моих обид:
Молитвы Богу шлют, Кюре и Королю,
Из-за кого рыдаем мы навзрыд.
The Tyger
Tyger Tyger, burning bright,
In the forests of the night;
What immortal hand or eye,
Could frame thy fearful symmetry?
In what distance deeps or skies,
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand, dare sieze the fire?
And what shoulder, & what art,
Could twist the sinews of the heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand? & what dread feet?
What the hammer? what the chain,
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp,
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears
And water’d heaven with their tears:
Did the smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?
ТИГР
Тигр! о, тигр! – ужасный взгляд, –
Два огня в ночи горят.
Чья же воля создала
Сгусток ужаса и зла?
Сила жгучего огня
Не уходит в свете дня.
Можно ль силу усмирить,
Пламя яростное сбить?
Эти мышцы – сталь и ртуть!
Что за сердце прячет грудь?
Сердце молотом стучит,
Зверь во тьме ночной спешит.
Где ты когти смерти взял?
Кто коварный мозг ковал?
Хитрость кто в тебя вложил?
Сеять страх кто научил?
Звёзды смотрят вниз в слезах
Сквозь прорехи в Небесах:
Неужели Бог, любя,
Создал агнца и тебя?
Тигр! о, тигр! – ужасный взгляд, –
Два огня в ночи горят.
Чья же воля создала
Сгусток ужаса и зла?
The GARDEN of LOVE
I went to the Garden of Love,
And saw what I never had seen:
A Chapel was built in the midst,
Where I used to play on the green,
And the gates of this Chapel were shut,
And Thou shalt not, writ over the door;
So I turn’d to the Garden of Love,
That so many sweet flowers bore,
And I saw it was filled with graves,
And tomb-stones where flowers should be:
And Priests in black gowns, were walking their rounds,
And binding with briars, my joys & desire.
САД ЛЮБВИ
Я недавно зашёл в Сад любви,
И застыл в удивленье на миг:
Там, где пели нам песнь соловьи,
Неизвестный часовню воздвиг.
На воротах часовни замок,
Под замком и молитвы, и Ты.
Даже Саду любви невдомёк,
Что его наполняли цветы.
Всех встречает унынье могил,
И шиповник кровавый цветёт.
У монахов в руках там былое в шипах, –
И никто ничего не вернёт.
LONDON
I wander thro’ each chartere’d street,
Near where the charter’d Thames does flow
And mark in every face I meet
Marks of weakness, marks of woe.
In every cry of every Man,
In every Infants cry of fear,
In every voice; in every ban,
The mind-forg’d manacles I hear
How the Chimney-sweepers cry
Every blackning Church appalls,
And the hapless Soldiers sigh
Runs in blood down Palace walls
But most thro’ midnight streets I hear
How the youthful Harlots curse
Blasts the new-born Infants tear,
And blights with plagues the Marriage hearse
ЛОНДОН
Брожу вдоль Темзы средь людей,
Здесь скорби улицы полны,
На лицах взрослых и детей –
Печать страданий без вины.
И там, где крик людской и стон,
Где страх детей лишает снов,
Я слышу душу рвущий звон
Сковавших волю кандалов.
Болезнью дышит трубочист, –
Впитал он гарь и дым огней.
Солдат несчастен, – путь тернист,
И льётся кровь за богачей.
Но сердце боль живая рвёт, –
У юной шлюхи бесов бал.
Дитя в утробе слёзы льёт, –
Готов для свадьбы катафалк.
